И мне начало казаться, что вообще моя роль заключается в том, что я появляюсь после катастрофы, и все, с кем мне суждена душевная близость, непременно перед этим становятся жертвами какого-то несчастья…
Гайто Газданов. «Призрак Александра Вольфа». (СПБ. Азбука.2000)
У каждого, разумеется, свой скелет в шкафу, но, положа руку на сердце, разве у вас не возникало хотя бы раз в жизни схожее ощущение? Разумеется, если вы только не относитесь к той половине человечества, которая переживает эти катастрофы…
Герои Гайто Газданова напоминают не только русских мальчиков, вообще в Париже, в 30-е годы, знакомых нам по эмигрантской литературе. Не только его самого, с его пятнадцатилетием, встреченным в Добровольческой армии, и его гражданской войной, от призрака которой он так и не смог избавиться всю свою жизнь.
Они напоминают и о другом русском парижском мальчике, с которым Газданов был знаком и дружен, и с которым его связывали любовь к боксу, «дикие драки с какими-то свирепыми хулиганами», и одновременно — «Цветочки» святого Франциска…
Порой, кажется, что тень гениального русского мальчика Бориса Поплавского просто зависает над прозой Газданова. Особенно в сценах описания матча по боксу — и Газданов, и Поплавский, неоднократно писали такие отчеты для французских газет. Да и, собственно, любой призрак у Газданова будет всегда напоминать о Поплавском.
Звезда Бориса Поплавского зажглась ярче и сгорела быстрее. «Мистицизм нищета, сомнительные знакомства, быть может отчаяние». Писал о нем другой эмигрант, Илья Зданевич. Для завершения картины нужно прибавить героин. Поплавский умер в 32 года.
Гайто Газданов, по происхождению осетин, прожил долгую для эмигранта жизнь — умер в 68. Во время войны принимал участие во французском Сопротивлении, большую часть жизни занимался тяжелым физическим трудом. Душевное и физическое выживание жестко разделены в его книжках.
Конечно, Газданов воспринимается как младший современник Набокова, хотя они практически ровесники. Но сравнение его прозы с двумя романами Поплавского «Домой с небес» и «Аполлон Безобразов» ( СПБ, Logos, 1993) интереснее. В «гусарском кителе больной орленок» — это в стихах из романа Поплавского и характеристика «призрака», человека с отсроченным судьбой приговором, Александра Вольфа, у Газданова: «Он был еще красив… У него была очень белая кожа и неподвижные серые глаза.» И женщины, конечно, их женщины, часто соотечественницы и всегда женщины, сопровождаемые каким-то мистическим несчастьем, особенными призраками прошлого.
Одни из них тронуты некой духовной порчей и несчастьем, что делает их особенно притягательными. Другие наделены особенной внутренней силой и почти святые ( как Тереза у Поплавского). Что сказать?
«Отшельник пел пол хлороформом. Перед ним вращались стеклянные книги.» (Поплавский).
А у Газданова сказано: «Я постарался увидеть перед собой, там, где была Елена Николаевна, снежную равнину, но сквозь ее воображаемую белизну все резче и сильнее проступало это неподвижное лицо с красными губами.»
Ну, со снежной-то равниной так всегда бывает…
