арт

Художник при виде этого запрыгал бы от волнения, вскрикнул и немедленно взял в руки кисти и краски; я же, как поэт — холостяк просто уставился, как баран на новые ворота, и не отводил взгляда от ее прекрасных карих глаз, которые впитали в себя все веселье мира вместе с горестью и тоскою, все радости и разочарования, слезы и смех, печаль и любовь, которые кричали в след и таинственно молчали, говорили: «Да!»…

(московский цикл)

Помнишь, как мы встретились с тобой впервые?
Был вечер. Ты устал за весь день, и теперь тяжело бухнулся на диван. Глаза машинально закрылись, ты засыпал. Ты понял это по привычному ощущению — тело взлетает, возникает ощущение полета, легкого покачивания мнимых крыльев. Тогда ты впервые услышал мой голос.

Я не поместился в Мыслях и задел макушкой солнце. И оно отлипло от паутины потолка. Сразу стало как-то мрачно и не по себе. Солнышко лежало на заплеванном полу, дрыгало ногами и кричало прям как грудной ребенок.

...

...

Мы ржавый винтик с лязгом вбивающийся в бледное тело музыки. А она как беспомощный червь извивается и крючится от боли под острыми лучами солнца. И мы наслаждаемся лишь тем, что уцепились в окровавленное ее тело лишь слепой надеждой во что-то, которая затерялась в волнениях тусклого света.

Я ей не нужен, я устал. Устал. Я не могу ее забыть. Эта любовь стала смертельной сетью для меня же. Она меня поймала удочкой, зацепила за сердце…

Многие задумывались, что нас ожидает в лет этак через сто. Я не исключение. До сих пор в мыслях витали конец света, восстание машин, война людей и инопланетян. Впрочем, скоро мне все стало ясно. Самому до истины не докопаешься. Да и на фиг это нужно?

Зденко Серафимович проснулся посреди ночи. Он услышал привычный вой сирен и нехотя спустил ноги на грязный, затоптанный ковер. Пошарил в темноте и включил лампу, работающую от автомобильного аккумулятора. Восьмые сутки в городе не было воды и света.