Художник при виде этого запрыгал бы от волнения, вскрикнул и немедленно взял в руки кисти и краски; я же, как поэт холостяк просто уставился, как баран на новые ворота, и не отводил взгляда от ее прекрасных карих глаз, которые впитали в себя все веселье мира вместе с горестью и тоскою, все радости и разочарования, слезы и смех, печаль и любовь, которые кричали в след и таинственно молчали, говорили: «Да!»