Япония поражала. Всем, каждой видимой частицей, да и вообще, она вся состояла из маленьких красивых частиц. Все они давали в результате что-нибудь новое — будь то небоскреб, или унитаз с выходом в Интернет. Другие люди и нравы, совсем не такие, как у нас.
— Это, блин, как там у вас… Короче, где здесь ближайшая заправка, комута-херовата?
— *** !!!
Красиво сказал. Только ни фига не понятно. Специально, что ли, они выдумали такой язык — ни сказать, ни понять. Выучить? Сложно, если ты не островной японец.
Мы не спим, мы японцы, самураи, харакири, все такое. Че такой, гражданина? Плевать на асфальт — штраф, утром много-много мыть!
Практичные люди, практичная страна. Оттого и скучная. Работа по 15 часов в сутки, зарплата в 15 раз больше нашей.
… У входа меня встретила девушка в длинном кимоно. Денег у меня не взяли. Она пролепетала что-то на ломанном английском:
— Good mourning, welcome to our park ‘Winter Sakura?. Please, follow me, I?ll show you your place
in our chard.
Я понял, что надо идти за ней. Вскоре мы зашли в глубь небольшого леска. Пахло зимой, снегом, и хорошими духами. Где-то журчала вода, таял лед. Я остался один.
Небо было ясным, но вид немного портил провод, умело запрятанный в ветвях. Я сел прямо на снег. Пятая точка ощутила холод сухих кусочков льда.
… — Yo-yo, mister, excuse me, can you hold this for a minute, please, Мудила?
Я протянул этому человеку маленький рюкзак, изрисованный маркеров и замазкой знаками анархии, родной мамы В. Цоя. Его отец был здесь запрещен до 22:00, когда начинается ночная жизнь.
— Комута-херовата… Здорово, Че делаешь?
— Да так, хавать собираюсь. А че стряслось? Ты где, странный номер.
— Да так, прикинь, ехал в Корею, а тут, оказывается двухдневная остановка. Экскурсия, короче… Как там в KZ?
— KZ в норме. Тебя только нет. Скрипит, скучает, тебе привет от всех. Как Япония?
— Щас фотку отошлю. Увидишь, как я сегодня в кафешке «Летящий» термоядерку жрал, какая-то херомантия, короче, саке накачался.
— Как там с едой-то?
— Да тебе только и надо, что… А, е, чуть не забыл, передай Веньку привет, с днюхой его. Так и скажи : «С днем Рождения Пух!». Ну ладно, все, меня тут сфоткать хотят. Я тут как негр, понимаешь! Ля-ля-ля, тополя-а!…
* * *
…. — Алло, это кто?
— Это я, слышь, тут такое дело, я…
— Колян… Колесик…
— А?
— Саке — такая дрянь.
— Ты че, бухой?
— Я мертвый. А-а-а, холодеют ноги, синеют руки, мой рост — 181 см, гроб — дубовый в горошек.
— Да хоть в полосочку… Я вот че звоню, если прямо — у тебя дом сгорел.
— М-мда?
— Проснись, идиот! Я не шучу, вчера бомжи грелись, замок вскрыли! Просыпайся.
— Николай. Ты. Идиот. Пока.
— Да ну тебя!
— Колян,
— Че?
— У вас сейчас ночь? Темно? Дождя нет? Свежо, пахнет сиренью?
— Ну да. У тебя дом сг…
— Это хорошо, Колян, когда у тебя на родине пахнет сиренью. Вот я вчера зашел в общественный толчок, сел, сделал дело, не нашел ничего, кроме кнопки, нажал. Тут как даст в зад! Я аж заорал — холодная, блин, температуру забыл настроить. А ты говоришь, дом сгорел. Знаешь я щас где?
— Ну?
— Моя задница примерзла к земле, тут холодно. Я упал, и, знаешь, мне не хочется вставать. А в метраз пяти от меня мне машет красивая девушка в кимоно. Что? Нет, просто у них этикет не позволяет разговаривать по телефону в таких местах, и он же запрещает насильно забирать у меня мобильник. А еще тут тихо. Шуметь запрещено… А-а-а!!! Ловите, вот вам!!! Смотри, ко мне уже бегут какие-то чмори в костюмах. Выкуси — на, на! Опа, у меня кончается батарейка. Сейчас вызовут охрану.
— Завязывай, а то загремишь на сутки в вытрезвитель!
— Ты думаешь, я пьян? Ха, да нет, я трезв, как стеклышко… от пивной банки. Ну все, мне, по-моему, кирдык. Эй, помягче, мне эту сотку да день рождения подарили… Колян, я тебе потом позвоню, давай…
* * *
— Can I phone before putting me into prison?
Охранник кивнул и подвел меня к аппарату, показал на часы.
— You?ve got ten minutes. Start right now.
Я набрал длинный номер и услышал такие же длинные гудки. После — приятный женский голос.
— Але-у?
— Привет, эт-я.
— О-о-о… какие люди! Ты откуда? Их Кореи?
— Из японского обезьянника.
— ???
— Как у вас там с погодкой? Слышал, тепло вроде. Полчаса назад звонил Колесику.
— Как ты там очутился?
— Где — в Японии или в обезьяннике?
— В обез… Тюрьме. Что, подрался? Или довел кого-нибудь до харакири?
— Да не, все проще. Все началось с сакуры.… Начну все по порядку, у меня еще 7 минут. Итак, мой зад примерз к земле…
* * *
— Э — э — э… как там тебя? Ну, I want ti visit toilet…to shit up your fucking prison!
— Excuse me, mister, but in our town uncensored words are prohibited. At ten o?clock you may go home.
Я взглянул на часы. Еще три… Это довольно долго.
Я угостил охранника сигаретой и он разрешил мне позвонить.
— Але, здрасьте Петр Львович! Это звонит вам ваш бывший ученик, может, вспомните, Хегай, мозг и разгильдяй.
— А-а-а, припоминаю, припоминаю. Так что, где вы сейчас учитесь?
— Я-то? Вот только на прошлой неделе сдал экзамены и поступил в Технический. Как там наша школа?
— Да держится пока. Все по-старому.
— Да я, собственно, вот что звоню — на выпускном мы с друзьями изрядно добавили градуса, и тогда я поспорил с ними, что после поступления в универ я пошлю вас куда подальше… Короче, Петрон, иди ты на хрен!
* * *
— Леха? Димыч.
— А, привет. Ну как там к Кырцостане?
— Да че вы все с этой Кореей? Если бы! Хренова зимняя вишня… Короче, ты попал. Копите фанеру мне на новую сотку, я только что послал дрека не хрен.
— Да ты че?! А он как?
— Незнаю. Трубу бросил. Нервы, брат, нервы… А, еще, займи там мне денег. Встрял я тут — вот уже десятый час в камере торчу. Леха, знаешь, сакура — дерьмо!
— При чем тут сакура, невтемщик?
— Сакура — это символ Японии, их народа, зимняя вишня, спокойствие, красота, все в таком роде. Там меня и подловили — прикинь, упал, нет чтобы встать, разорался в трубу, послал там всех. Вот такие вот дела.
— Ясно. Скоро выпустят?
— Через тридцать две минуты, 13, 12, 11 секунд. У вас лето — тут земля. А этому фиговому дереву все нипочем… О, за мной пришли…
* * *
Серега, мой проводник, брел рядом. Он был знатоком Востока, видел все его тонкости — чего не видел я. Да как он вообще видел — это загадка, ведь все время хотелось спросить: «Серега, ты спишь или медленно моргаешь?».
— Серег, может, пойдем поедим? Я в «клеточном» ниче не ел.
Он как-то неуклюже отпил из бутылки, аккуратно закрыл крышку и опустил в урну.
— Пошли. Только ты это, поаккуратнее, что-ли. Опять залетишь — не меньше двух суток. Ты не думай, что они здесь такие слишком правильные. Это мы с тобой — чукчи. Они такие от безысходности.
— Да ну тебя, философ, хренов Херамото. Пошли хавать, самурай, хокку тебе в клоаку…
Мы сели за столик. По-моему, вид у нас был презентабельный, капустный, к нам срузу же прибежал официант. С улыбкой подал меню. Оттараторил что-то по-японски, но на то он и японский, что я его не понял. Серега перевел:
— Он рекомендует нам взять какую-то рыбу со специями. Говорит, что вкусно.
— Какая гадость, эта ваша заливная рыба… Слышь, garcon, а нет ли чего-нить попроще? Например…котлет или гриль. На крайняк сосиски.
— Я закажу гриль и два апельсиновых.
Я кивнул. Через пять минут нам принесли заказ. Я открыл крышку и с наслаждением втянул аромат «паленой пернатой». На секунду выключился. У Сереги запиликал телефон. Он тихо сказал что-то и передал трубку мне. Я уже успел набить рот, и с неохотой поднес ее к уху.
— Ае?
— Здорово, Димыч, это Колесик. Как твое ничего?
— Нисейо.
— Что?
— Ик… Ничего, говорю. Что?
— Я тебе про дом говорил?
— Ну.
— Так вот, тебе там надо срочно приехать — какие-то дела со страховкой, я не понял точно. Ты где? Выпустили уже? Мне Леха говорил. Закругляйся, и первым рейсом — сюда. Ко мне уже…
Я взглянул на узкоглазого Серегу. Взглянул на пуленепробиваемого официанта, за толстой броней вежливости и спокойствия.
Взглянул на улицу, где шел снег, где люди бегали взад-вперед, на работу и с работы. Где, оказывается, за то, что ты кого-то оскорбил, тебя не заставят обниматься с сугробом. Где люди очень вежливые и уступчивые, спокойные и предельно толерантные, практичные, но неизменно гордые.
По ногам пробежался холодок из открытой двери, пахнуло хвоей и электромобилями, дорогим одеколоном и деньгами. Запахло работой. Запах был холодным, даже аромат горячей курицы не перебивал его. Я удобнее уселся за столиком. Мне стало хорошо, как-то легко, как бывает, когда фильм в кинотеатре закончился, а хочется сидеть еще и еще.
— Колян, я не прилечу. Я остаюсь здесь. Что я потерял в своем сгоревшем доме? Что найду здесь…
