Жизнь необычна, своей повторяемостью. Человек сидит в подвале и вечером, после того как он целый день фотографировал людей, приходящих «сниматься на документы», считает деньги, подсчитывает дневную выручку. Люди, которые приходят к нему,
прихорашиваются в подвале, перед его дверью, они нарядные: женщины все подкрашены и причесаны, большинство мужчин приходит сниматься в костюмах.
Всегда видно кто из людей, спускающихся в подвал, идет к фотографу - конечно, они отличаются от остальных посетителей и тем более - обитателей подвала ( если учесть, что мы тоже там сидим, вы можете догадаться, что мы вовсе не нарядны).
У фотографа яркая и сильная широкая лампа. Его кудри, его субтильность и нос уточкой, его слегка совершеннолетний возраст, делают и его самого немного странным в этом подвале - как будто в подвал залетела неожиданная птица и осталась здесь жить. В общем, это наш подвал, с нашим странным фотографом к которому привычно идут наряженные и накрашенные люди, не замечая странности. Мы сидим несколько дальше по-коридору, и эту птицу тоже давно не замечаем...
...
Пьянка всегда очень соблазнительна - чтобы это ни было, от Новогоднего бала до пирушки по поводу сдачи проекта, но когда ты пьешь в «Сохо» от Ростова-на-Дону до Улан-Батора, ты всегда можешь твердо рассчитывать на определенные ощущения и именно - соблазнительную атмосферу выше-среднего разгула с элементами братской любви, братского же инцеста, и на грани обворожительного скандала.
И как все благопристойно начинается! И как по-дружески тепло здороваются с официантами, и целуются с постоянными девушками у бара, и как медленно разогревается публика перед полупустым танцполом, одобрительно приветствуя аплодисментами музыкантов, исполняющих первые композиции, и как свежи девушки в начале, и как еще четок водораздел между иностранцами-экспатами, тусующимися у бара, и офисными трудягами, пришедшими оторваться по-настоящему и занимающими столики в глубине помещения. Вот, вот после пятой-шестой композиции эта грань начнет стираться и в центре танцпола, зажатые со всех сторон танцующими, окажутся седовласый красный американец с залысинами, в роскошной белоснежной свободной рубашке и классических голубых джинсах, и маленький местный компрадор-буржуа в полосатом костюме, делающем его одновременно похожим на азиатского итальянца и просто - располневшего якудзу. Вот, вот вечер входит в свои права и азиатские и европейские девушки, перемешавшись, раскачиваются и размахивают длинными волосами в такт очередной композиции - и среди них нет профессионалок, поскольку профессионалки никогда не танцуют, а только - девушки всю неделю мечтавшие дожить до пятницы, а в пятницу наплясаться и напиться до розовых соплей, до утра, а иногда - и до постели неизвестно с кем, и летит оно все к черту!
Что я делал, после того, как мы с Миной выпили водки в гримерке у музыкантов и сели в глубине зала, с отличным видом на сцену? Я наблюдал. Я слушал Мину, которая оживилась и раскрасневшись рассказывала о том, как она в прошлом году ездила в Корею, я смотрел на музыкантов, которые прервались для того, чтобы передохнуть и подстроить свои инструменты, я почти не говорил - я впал в сладкое оцепенение после первой водки и прислушивался к тому как по телу продолжает распространяться тепло...
Потом - потом мы пошли танцевать. Да, потом мы с Миной разулись и танцевали босиком, потом она сняла жакет, а я - рубашку, и ближе к двум часам ночи ко мне подошел охранник и все же попросил не танцевать полуголым. Потом мы встретили каких-то Мининых знакомых и стали пить текилу в большой компании, в которой почему-то оказались индусы из индийского посольства ( и даже одна женщина в сари) и русские телевизионщики. С русскими я, естественно, стал пить уже очень быстро, и мы с ними чуть было не уехали в следующий, естественно - латинос-клуб, но в последний момент Мина потерялась в районе туалета и русские уехали, нас не дождавшись. Тут же вышла Мина с пьяной хитрой и счастливой улыбкой, и я понес ее отпаивать чаем с лимоном, поскольку время уже вовсю приближалось к половине шестого. Мы немножко поспали сидя на диванах, причем Мина естественно забралась на диванчик с ногами, и через короткое время стало понятно, что вечер уже вот-вот закончится и самое лучшее - попытаться выбраться из заведения на своих ногах. Я разбудил Мину, помог ей обуться и, заставив глотнуть чай, повел ее к выходу...
Нас встретил уже не просто рассвет, а довольно высоко поднявшееся солнце - и почти совсем пустые улицы. 6-30. Суббота. Машину мы брать не стали, решив немного пройтись. Мина притихла, и висела у меня на руке, держась за нее двумя руками, веса девушки я почти не ощущал. Мина широко раскрыла глаза и продолжала полупьяно смотреть на улицу, она слегка дрожала от утренней свежести и я надел на нее свою куртку поверх ее жакета - далеко мы явно уйти не могли - и все же, все же...
Зрение мое обострилось, хмель, как казалось - быстро улетучивался, а люди, которых мы видели перед собой, приобретали одновременно яркий и несколько фантастический характер.
Небольшой аккуратный мужчина в красной адидасовском костюме, на проезжей части делает зарядку - крутит головой и разминается около своего джипа - вновь крутит головой и потом неожиданно приседает. Я смутно улыбаюсь, пронося мимо него Мину, которая попеременно то норовит закрыть глаза, то начинает спотыкаться...
Молодые офицеры пограничной службы идут по ранней улице так близко друг к другу, как будто держатся за руки, на самом деле - нет, но энергия их просто сбивает вместе.
Они одинаково держат головы в одинаковых фуражках, и солнце играет на их кокардах - мы проплываем мимо них.
Какие-то звероватые, заросшие до бровей типы проходят по ранней утренней улице жутко озираясь, как будто, день их не радует, и неизвестно чем они занимались ночью, я притормаживаю и дожидаюсь пока они не повернут на перекрестке, потом веду Мину дальше, но, кажется, вести ее уже невозможно и я ловлю такси ...
Не очень понимая зачем, я везу Мину в единственную известную мне в Улан-Баторе недорогую гостиницу, она спит у меня на плече, и я открываю оба окна сзади, в машине, чтобы немного протрезветь - таксист не возражает.
Мина просыпается и делает слабую попытку поцеловать меня в губы, но промахивается, через мгновенье она засыпает опять, я осторожно целую ее в мочку уха.
В узком и длинном холе гостиницы, пока я бужу администраторшу, отдаю ей деньги и забираю ключ - Мина спит в кресле. Потом я подымаю ее и мы, обнявшись, бредем по-коридору в сторону номеров - и я чувствую себя как обессиленный их монгольский горный кот с полуживой добычей, когда я оступаюсь, добыча, вдруг проснувшись меня, поддерживает, мы смеемся, остановившись в коридоре и немного раскачиваясь, потом медленно влечемся дальше.
Второй этаж, коридор. Наконец, наш номер - я долго не могу вставить ключ в дверь, наконец, у меня это получается.
Я пропускаю Мину вперед, она проходит и застывает посреди комнаты, я прохожу вслед за ней - и тоже застываю. Узкая полоса света, проходящая через не до конца задернутые шторы, освещает стул, на стуле аккуратно висят мужские брюки, поверх них висит ремень, рядом со стулом стоят туфли. Я оглядываюсь и вижу, что на постель косо наброшено покрывало, в номере никого нет.
Мы выходим и я, на этот раз довольно быстро закрываю за нами дверь на ключ.
Тащится вниз, к администраторше, перепутавшей ключи, довольно трудно. Мы проходим мимо каких-то мешков в коридоре, и Мина садится на них, потянув меня за собой.
Мы сидим на мешках с грязным бельем, которые оставила здесь нерадивая уборщица, тихо смеемся и не можем встать.
Заснув на несколько минут я просыпаюсь и, оставив Мину на мешках, иду к администраторше, бужу ее, и меняю ключи - наконец, мы в номере.
Мы падаем одетыми на кровать, я успеваю расстегнуть Мине верхнюю пуговку на брюках, и засыпаю на боку, с руками у нее на поясе, уткнувшись головой ей в колени...
