Как стать творческим узбеком

фрагменты московского дневника

19 января

Посадочная полоса аэропорта Домодедово. За 19 лет, что я тусуюсь под вечным небом мне никогда не было так холодно как в январской Москве 2003 года. Мороз пробирает до костей. Я словно бульдог крепко сжимаю челюсть, воздух обжигающе-холоден, кутаюсь в шерстяной шарф. «Послушай старого бойца — возьми куртку потеплее»- советовал перед отлетом художник Канат Ибрагимов, который пару-тройку лет прожил в российской столице и который знает силу беспощадного ветра Москвы. А я иду шагаю по Москве, на мне два свитера и толстая-претолстая куртка, тра-та-та. Спасибо тебе Канат! На улице минус 25, плюс ветер…

19 января

Остановился в квартире у Аэлиты и Димы. Дом на улице имени Константина Симонова. Совсем рядом стадион «Динамо». В соседнем доме живет писатель Вячеслав Курицын. «Хочешь я тебя с ним познакомлю?» — спрашивает Аэлита. «Константин Симонов круче, — говорю я Аэлите — Лучше с ним познакомиться…». Пять лет назад Аэлита перебралась из Алматы в Москву. Она делает гламурный журнал «Menu удовольствий», читатели: модники и гурманы. И еще Аэлита хозяйка сайта о казахстанском искусстве arba.ru. Пару лет назад я начал публиковаться там под псевдонимами.

20 января

Сегодня впервые гулял по набережной Москва-река — что-то унылое, скорее даже безобразное. Но огромные мосты над мутным потоком — это что-то величественное и очаровательное. Наверняка, эти металлические животные, дугой выгнувшие свои стальные спины, взирают с презрением на грязные волны и карликовые речные пароходы проплывающие внизу, высокомерно глядят они на автомобили, бродячих собак и людей. В их металлических телах поет величие и красота… Вокруг меня спешили суетливые и деловитые москвичи, а я стоял неподвижный и потрясенный… На мостах вспыхнула иллюминация и на несколько мгновений я забыл обо всем на свете: о том, что холодно и деньги кончаются, о том, что воет ветер и то, что в Алматы, ждут и скучают родные, а я еще не отправил им письма, о том, что девушка, которую я люблю отчаянно и безгранично, находится в нескольких тысячах километров от меня, — на мое красноречивое безмолвие она отвечает хорошо скрываемым равнодушием, забыл о том, что надо бежать на остановку, потому что на город опускается ночь… я зачарованно смотрел на разноцветные огни, которые венчают своим сиянием дуги мостов и отбрасывают огромные тени похожие на что-то виденное в каком-то давно-забытом сне. Несколько сказочных мгновений которые могут перевесить несколько безрадостно прожитых жизней…

21 января

Утро. Москва протирает заспанные глаза. Станция метро «Охотный ряд». Ко мне подходят три парня в бейсболках, одетых в шмотки на 1-2 размера больше нормального. У одного из них под глазом фингал, а в руке томик Джона Фаулза. В начале он представляется сам:«- Влади», а потом знакомит меня со своими спутниками. Мы жмем друг другу руки. Пока ищем кафешку, Влади успевает спросить меня про мой город и про состояние алматинского хип-хопа, спрашивает меня сколько я живу в Москве. Я отвечаю, что почти неделю. «- И как?» Я отвечаю, что в Алма-Ате во всех смыслах теплей, чей Москве. «Понимаю»- кивает Влади. Он — рэппер, один из участников ростовской хип-хоп команды «Каста». Совсем недавно они выпустили альбом «Громче воды», строчки из их песен я частенько напеваю когда гуляю по московским проспектам. «Не забывай свои корни! Помни! / Есть вещи на порядок выше. Слышишь?!». Впрочем, их песни цепляют не только струны моей души, но и несколько миллионов других мальчиков и девочек, сейчас в музыкальных журналах «Касту» называют лучшей российской рэп-группой.

22 января

На Белорусской у меня произошел конфликт с двумя скинхедами (у одного был нож). Все отделались легким испугом.

23 января

Москва — фантастическое существо грандиозных размеров и с парадоксальным мироощущением. Москва, как известно, не верит слезам. И это правда. А еще Москва не верит — прогнозам и телевизионным новостям, не верит в любовь, красоту и революцию. Москва не верит пришельцам вроде меня, также как не верит своим детям — москвичам, Москва не верит даже Лужкову. Москва — это существо, которое верит только в саму себя. Если Нарциссу, охающему над источником в котором отражался очаровательный фэйс, целой жизни было мало, чтобы насладиться собственной красотой, так и Москве не хватит целой вечности, чтобы поверить во что-либо или в кого-либо кроме самой себя. Мне и городу-герою Москве не по пути, у нас разные дороги и мы не будем путаться друг у друга в ногах, мы параллельны. Именно по причине того, что наши параллельные дороги вдруг сошлись в единой точке, я больше стал склоняться на сторону защитников теории Лобачевского, а не апологетов Евклидовой геометрии. Оказывается две параллельные прямые когда-нибудь и где-нибудь пересекаются. Я и Москва пересеклись в январе 2003 года. Интересно что бы сказал старик Евклид увидев меня и Москву в одно время и в одном месте?

25 января

Полдень встречал в гостинице «Метрополь». Из огромного окна открывается вид на Кремль. Я сижу за круглым столиком, застеленным скатертью в красных и белых квадратах, на столе крошечная фарфоровая ваза и диктофон. Сижу в обществе Марата Гельмана (галерист, политтехнолог, один из руководителей российского Первого канала). У него веселый, но хитроватый взгляд, в левом ухе серьга. Гельман дает совершенно неожиданные ответы на все мои вопросы, с равным успехом он рассуждает о современном искусстве и политике, о терроризме и телевидении, о Герберте Маркузе и Карле Марксе, о перспективах Туркменбаши и последнем альбоме Сергея Шнурова. «Вам нравится „Ленинград“?»- спрашиваю я. «Да, интересная группа», — говорит Гельман. К нашему столику подходит человек в строгом английском костюме, лицо у человека тоже строгое и немного британское. Гельман несколько минут разговаривает с ним, а потом возвращается ко мне и моему диктофону. «Ваш друг?»- спрашиваю я у Гельмана, имея в виду человека прервавшего нашу милую беседу. «Этот господин — руководитель президентского аппарата»- улыбается Гельман.

1 февраля

Уже не вечер, ещё не ночь… В лабиринтах метрополитена метается душа этого необыкновенного и великого города. Я почти адаптировался. Почти… Я привык к легендарному акценту москвичей. Я привык к интенсивному дорожному движению. Я привык к тому, что сотрудники московской милиции по несколько раз в день мусолят мой синенький паспорт, спрашивают о целях моего визита, шарятся в моих карманах и моём рюкзаке в поисках тяжелых наркотиков, гексогена и автоматического оружия. Но до сих пор я не могу привыкнуть к тому, что здесь такой ужасный ветер и даже днем солнце не может пробиться сквозь тяжелые пепельные тучи.

3 февраля

Ночь. Сон. Приснилась Алма-Ата, комната, где осталась кипы моих бумаг и тетрадей: пара килограммов прозы — рассказы и повести, которые не опубликует ни один журнал и килограмм поэзии, которую не примет ни один издатель. Саша Бренер и Барбара Шурц пригласили на свои поэтические чтения в клуб «Джерри Рубин». Я узнал об искусстве Александра Бренера еще в школе, потом изучал его творчество в университете, читал статьи критиков о Бренере в «Художественном журнале» и журнале «ОМ». Несколько дней назад познакомился с поэтом и его подругой лично. Бренер родом из Алма-Аты, забавно, что мы познакомились в Москве. Клуб мы покидали вчетвером. Я, Бренер, Барбара и Дэн — музыкант из Лондона. Мы шли по Ленинскому проспекту, Дэн молчал, Бренер спрашивал у меня про алматинское кафе «Ак-ку»и Олжаса Сулейменова, Барбара говорила нехорошие слова по поводу московского мороза, слова были немецкие и русские… Мимо проехала патрульная машина. «Будет смешно если сейчас у нас проверят документы»- говорю я своим попутчикам. «Почему?» — спрашивает у меня Дэн. Я отвечаю ему, что у нас четверых — четыре разных паспорта: у меня казахстанский, у Дэна — британский, у Саши — израильский, у Барбары — австрийский.

5 февраля

В одном из кафе на Тверской-Ямской, недалеко от вьетнамского посольства, увидел Николая Караченцова. Актер был в светло-желтом пиджаке, задумчиво сидел в просторном кожаном кресле. Один. В жизни Караченцов гораздо эффектней, чем на экране. У него горделивая осанка…

4 февраля

Клуб «Джерри Рубин». Концерт, музыка: hard-core, ска и punk… Музыканты из группы«Лоа-лоа» попытались наиграть регги, но толпа с ирокезами на головах недовольно и угрожающе заревела. И тогда музыканты ускорились и стали лабать традиционный , а потому более привычный punk. Познакомился с Алиной. 22-летняя студентка из МГУ. Девочка в черном, стройная и бесшабашная. Русые волосы коротко острижены, огромные зеленые глаза, в нежно-розовых мочках ушей по три серебряных серьги, на пальцах тяжелые кольца из того же благородного металла, что и серьги, на изящных запястьях фенечки. На правом предплечье черная татуировка — какое-то длинное и незнакомое слово набитое готическими буквами… После концерта я предложил проводить ее домой. Она не против. На поезде метро мы целую вечность добираемся до ее станции (станция метро «Рижская», если кому интересно), и еще одну вечность мы идем до ее 5-этажки, в которой у нее однокомнатная квартира, где тепло и под потолком светит оранжевая японская лампочка, где на стенах висят крошечные акварельные пейзажи, где для нас будет петь и играть Ник Кейв и группа Bad Seeds, а мы будем счастливы всю ночь и будем единым целым; пока в комнату не проникнут первые бледные лучи тусклого московского солнца и тогда я не выспавшийся расправлю крылья и выпорхну из ее гнездышка и полечу в сторону, впрочем не важно…

12 февраля

В штабе у антиглобалистов люди говорили о геноциде в Чечне, спорили — будут ли бомбить Багдад или нет. Большая часть утверждает, что бомбить иракцев будут, поэтому 15-го запланирована массовая антивоенная демонстрация. Желающим выдавали листовки осуждающие войну в Чечне и Ираке. Предупреждали, что нужно расклеивать их осторожно, когда поблизости нет милиции и скинхедских бригад. Я взял несколько листовок. С двумя панками мы обклеили листовками несколько вагонов метро, потом я один поехал на станцию метро «Площадь Революции», самую красивую московскую станцию с самыми красивыми статуями. Там я наклеил пару листовок. К счастью, скинхедов поблизости не мной наблюдали только матросы, рабочие и доярки…

15 февраля

У памятника Маяковскому собираются неспокойная молодёжь — анархисты, троцкисты, панки, растаманы, автономы. Антивоенная демонстрация. Большая часть демонстрантов держит разноцветные знамена с самыми разными изображениями — анархистские черные звезды, социалистические серпы и молоты, Че Гевара, каннабис, кроме флагов множество транспарантов. Я пришел без флага, Саша и Барбара тоже. Колонну опоясывает милицейское кольцо… В этот день демонстрации прошли не только в Москве, но и в крупнейших городах Европы, Азии и Америки.

16 февраля

В кофейне на меня уставился незнакомый патлатый чувак. Потом он наконец подошел ко мне.
— Ты случайно не узбек — спросил он у меня.
— Я казах и это не случайно — ответил я ему.
— Понимаешь я кинооператор. Сейчас готовлюсь к съемкам фильма, но понимаешь какая фигня — для одной роли нам нужен узбек. Хочешь сыграть узбека? Я был немного ошарашен, но тем не менее ответил кинематографисту, что отказываюсь от его предложения по трем причинам. Во-первых: — я не узбек, во-вторых: — я не актер и в-третьих: через четыре дня я сяду на самолет маршрута Москва-Алматы. Киношник задумался, а потом попросил мой телефонный номер, сказав, что мне позвонит режиссер фильма, который найдет доводы, которые переубедят меня. Он оказался прав, меня переубедили — я остался в Москве, в качестве узбека*.