стансы к Никто
(А.Г.)
после
Ремарки (А.Г.
Продолжая Блока
МОЛь (цикл из трех стихотворений)
«***»
мизантроп, сорванец, идиот, я уже ничей,
то опять в сюртуках, то в затертых овечьих дохах
ты под фикусом, с гипсовым ангелом на плече,
сочиняешь последние главы нашей с тобой эпохи
не-возврата. И ранним утром я, видимо, не проснусь:
слишком много ливней вплелось между прошлым летом
и твоими апрелями, мартами
Ну их, ненужных, ну
Будучи циником, легче укрыться пледом,
пить горьковатый отвар (без жасмина), скрипеть зубами,
выговаривая «ботинки-линки», «бумага-влага» и «гектор-вектор»,
и надеяться склеить песок на душе, хоть в какой, но камень
в противовес Господнему, покамест на слабых веках
не обнаружится соль, в столь привычном для нас растворе
(плач всегда подтверждал незначительность нашей воли),
а потом успокоиться, тихо шепча: «мы всего лишь в ссоре
все образуется
выдюжим
верю
» не оттого ли,
вся наша жизнь это сумма шагов от прошлых
не случайностей к неизвестному? Зуммером не поможешь
В общем, что бы тебе ни снилось пуля ли, яд ли, нож ли:
ты умрешь от любви, дорогая
я, вероятно, тоже
13.11.2002
После всех моих побед,
наблюдаю не дурак
хаос, вылившийся в свет,
как сказал бы Пастернак.
Расстоянья не беда,
коли, сердца слышен стук,
«север» это точка, а
не антоним слова «юг»
В сонной, выцветшей судьбе
нам не сделаться умней:
ни зареванной тебе,
ни заплаканному мне.
Не осилить пустоты,
боли, криков бытия:
ни раскаявшейся «ты»
не обиженному «я».
Память это вкус трески,
легкий дым над головой,
взмах твоей худой руки
над рыдающей строфой,
впрочем, нет, не перечесть
всех отсутствующих зим,
ибо счастье, в целом, есть
хлопья снега на грязи
Боль шагов по мостовой:
бесконечность, словно, вор,
подмигнет мне, и судьей
зачитает приговор
о пожизненном: о нас
вместе, врозь уже не суть,
все равно в последний раз
нас не рядом понесут
Успокойся, пополам
разделяться не на треть
Все равно без крыльев нам
никуда не улететь
от прошедшего вчера,
оставляющего след,
повторяющий не шрам,
но надрезы на крыле.
Не скорби о прошлых днях
ни тебе, ни ноябрю
не услышать от меня
бестолковое «люблю».
Мы ведь, как сыны земли,
начиная все с нуля,
никогда не скажем «пли»,
подразумевая «бля»
Вот и вечер. Как оброс
тихо сумерками двор
Слышу запах поздних роз,
странный с некоторых пор.
Это только прикоснись!
цвет совсем иных времен,
где сплетаются все сны
в наш с тобой единый сон.
Посмотри в мое окно:
в полупрофиль недвижим,
я гляжу напротив, но
не считаю этажи
Так, в предчувствии конца,
грустью вязкою томим,
отмывая грим с лица,
старый вешается мим.
Пусть движения кривы,
без надежды на аванс,
понимаю, что, увы,
угол смерть для всех пространств.
Что ни сделается до
или после, в этом сне,
счастье, если и придет,
то уж точно не ко мне:
се симптом упадка сил
это, в принципе, не грех
ибо Бог меня родил,
чтоб отмаялся за всех
Знать, на мрамор упадет
георгиновый букет
через пять, наверно, сот
или даже тысяч лет
Так и кончимся, а жизнь
не венок и пара свеч,
а последнее «держись»
над дрожаньем слабых плеч
Эх, грядущего «сейчас»
зря не розова заря:
мы уже не сыщем нас
вдоль чего-нибудь паря.
Вот и весь наш общий лик,
ангельский почти от мук
тройка пик, семерка пик
туз не выпал никому
13.11.2002
Варианты всех сумм непременно уступят нулю
нас уже никому не согреть не отправленной бандеролью:
расстегни мою душу своим непривычным «люблю»,
и идем танцевать под угрюмую музыку боли,
ибо в этих минутах секунды на редкость больны
(это след бесконечности, реинкарнации вёсен и
остальных неизбежных) в забеге от первой весны
до последних отрезков по направлению к осени.
(здесь внимательно, милая)
я удивляюсь прости -
амальгаме воды с застоявшимся привкусом йода
(дальше вновь Мандельштам) я смотрю с пустотою в горсти
как течет из бутылки струя золотистого меда,
и опять понимаю, что жизни не хватит на всех
близоруких «ну где ты?», «когда ты?», зачем ты?«и «как ты?»
То есть как бы тебе не хотелось ромашек в росе,
все равно будешь ранить свои золотые о кактус
неизбежности (милая, sorry, сейчас закурю допишу)
Ну так вот неизбежность
иными словами (забылся
надо бросить курить)
Тут другое, не смейся, прошу,
алкоголик, кретин, я забыл, кто усиленно пил со
мной листопадную свежесть (я, видимо, так опьянел,
что опять не добрался хотя бы до ближней кровати)
я спиваюсь (но пью ноябри)
я спиваюсь, но не
умираю (не хочется)
На каждую «дай же мне!» «нАте»
отвечая (опять графоманствую)
Мед
завершился. Пишу тебе письма (и чаще о вечной тоске)
Вот и все. Закругляюсь (ты как там?. Все так же «умрет не умрет»?)
Напиши мне
game over
конец (или занавес, или Escape -
не плевать ли, любимая?)
вот и вся ипостась, ну а дальше миндаль, бисквит
на вчерашних газетах, кофе и привкус дыма:
так срастаются с горечью, тихо глотая квинт-
эссенцию обреченности
Это не молодым, а
умным присуще, глупые прячут боль,
обнажая улыбки при входе в прохладный офис
(или даже редакцию мало ли, черт, работ? ),
и умирают спокойно, как следует не готовясь.
Это ВСЕ, господа
Гренки, миндаль, бисквит
Апокалипсис, словом
Дальше опять миндаль
Ну фонарь, ну аптека, ну нищий, бредущий в скит,
ну венок, наконец
Ну а дальше-то что? А даль
13.11.2002
МОЛь (цикл из трех стихотворений)
1
«М»
Марианне Калмыковой с нежностью
Сегодня тишина на Патриарших,
мы снова говорим о переездах
Мы оба ангелы, но, видимо, из падших
Мы оба ангелы, но, кажется, их падших
И хмурый бездарь
какой-нибудь когда-нибудь напишет
о наших взглядах (я смотрел под ноги,
а ты налево)
Стихотворец пришлый,
я буду помнить, и не будет лишней
моя эклога
Но это позже
Этим ярким летом
я стал умней, наверное, порядком,
и пусть Гриноблю нынче спится сладко
И пусть Гринобль похрапывает сладко
с моим приветом
2 «О»
Ольге Яновской с восхищением
вспоминаю тебя
. телефонный звонок из Ростова
как сказал бы И.Б.: «но как странно писать тебе снова»,
но, как видишь, пишу
выдыхаю восторг, и с губами
расставаясь, слетает приветствие
Знаешь, меж нами
проскользнут коготки перерывов, времен, расстояний,
переписки, звонков, даже встреч иногда, только я не
удивлюсь переменам: привык (я писал уже). Время,
не имея лица, все равно усмехнется над теми,
чья сермяжная суть чечевичная радость паденья
Я из них
я и солнце с предметом, и плоскость, и тень я
Ты другая, и если я круг, ты скорее всего, шаровидна
Оскорбись бесконечностью
это удел индивида
3
«Л»
Лерочке Калмыковой с любовью
Наверняка, в твоих белесых снах
играют в мячик ангелы-младенцы,
и тихо замирает твое сердце,
и слышен «ах»
Наверняка, ты вырастешь такой,
какой тебя хотели бы кумиром,
и в первый раз столкнувшись лбами с миром,
прошепчешь «ой»
Наверняка, да что там говорить!
ты просто улыбайся, задирая
над головой безоблачного рая
тугую нить
голоса
воскресенье
распад иммортелей в горсти
нитевидное «было», я рано тебя перенес
я почти растерял все права на «постой» и «прости»:
только легкий озноб и дрожанье припухлых желез
голоса
голоса
и суровое эхо внутри
звук пространства во мне боссанова взаимных обид
в этом странном отечестве слишком слепы фонари
только месяц ублюдочно профилем желтым горит
голоса
воскресенье
в моих разворованных снах
Гавриилы и прочие рвут себе крылья дождем
и цикады сажают гортани на грубых басах
ожидания
Господи, сколько немыслимо в нем
сумасшествия, страха, истомы
опять голоса
прошивают не слух, но разреженный воздух
опять
исхожу фистулой, как-то буднично щуря глаза,
и вдыхая настой из осенних, моргающих звезд
голоса
воскресенье
распад иммортелей
настой
я курю пустоту изо всех нерастраченных сил
я уже потерял все права на «прости» и «постой»,
и забыл, где их ищут
забыл, где их ищут
забыл
25.11.2002