К Т. Н. А.
Не вздумай перестать дышать…
Это противоречие…
МОЛИТВА
Разгоняя прелюдии прочь
И стирая из памяти лица,
Я молюсь за тебя в эту ночь,
Знаешь, я не могу не молиться.
Ночь иссушит целебный родник,
Моим мыслям не время сбываться.
Я боюсь повстречать этот миг,
Знаешь, я не могу не бояться.
И часы скоро скажут: «Пора»
Стрелки утро не в силах отсрочить.
Я пророчу тебе путь добра.
Что еще я могу напророчить?
И пытаясь сквозь сон превозмочь
Эту слабость, на бледных страницах
Я молюсь за тебя в эту ночь.
Видит Бог: не устану молиться.
07.06.2000
* * *
Я не чувствую, где ты Возможно, поблизости.
Ад страшен больше не карой со смятых страниц Корана,
А прощанием с жизнью и горечью, что назад
Западающих клавиш юродивого органа
Ни за что не вернуть…
Прогорклостью ливневых капель
Пытаясь судьбу разрешить,
Взахлеб, неприкаянный, запил
Я гнев. Но не смог потушить.
Молчок.- Оборвало. — Не слышно
Ни стона. Стою не дыша.
Как мягкость надкусанной вишни,
Моя обнажилась душа.
И корчась, и плача, и мучась,
Пишу. И слезится строка.
Отдай мне, хорошая, участь
Счастливейшего дурака.
Ни смеха, ни грусти, ни света,
Не выпавших нам на двоих,
Как весен, отброшенных в Лету,
Не помню. И надо ли их?
18.06.2000
* * *
Из донных зрачков луны
Сочащиеся врозь капли
Омыли страниц углы:
Забыли скатиться на пол.
Осенний стриптиз берез —
Сентябрь овладел руками,
И в блестках безмерных плес
Разлегшийся между нами.
Я намертво с почвой слипся и
Не слышу подножных хрустов.
В глазах лишь картины гипсовых
Подделок латунных бюстов.
03.05.2000
* * *
Небо вызвездило ночь,
Точно камни на сукно.
И Вселенная кусоч-
ками видится в окно.
Мне сказали, будто плач
Исцеляет раны душ.
Лица ватманов запач-
кала капельками тушь.
Твой портрет не вышел в ночь,
Сном глаза заволокло.
И бессонница кусоч-
ками вылезла в окно.
27.04.2000
* * *
Поветрие весны мне слышится в миноре,
На голенищах пыль исшмыганных полей.
Раскиданы ковры, и в дышащих узорах
Искрятся переливы прожитых скучно дней.
В отрепьях из парчи стоит почти нагая
Берёза, что вчера блистала и цвела.
Бессилием ветвей небес не достигая,
В отрепьях из парчи бедняжка умерла.
Я мыслей хмурый царь, но раб горячей страсти,
В которой впопыхах я заживо истлел.
«… Извольте… Вы ко мне? Присаживайтесь, здрасьте.
Вы правы… Это я… Вам… Песни эти пел…»
Несмелое «Люблю» восторженно и странно
Вам услаждало слух у чахлого костра.
…Поветрие весны в полях обетованных
Разносит прах дерев, глаза мои застлав.
04.05.2000
* * *
Ты знаешь, а я ее видел.
Ты знаешь, а я ее трогал.
И я бы убил того Бога,
Который ее бы обидел.
Ты знаешь, она улыбалась,
А я покраснел, представляешь?
Ты знаешь, она мне призналась,
Хотя… Ну откуда ты знаешь?
11.02.2000
* * *
Громадные глетчеры сумрачных гор
Надменною шапкой на крыши надеты,
И в смоге тяжёлом подбожный простор,
Как будто Всевышний дымит сигаретой.
И солнце погасшей свече уподобив,
Природа глумится над нами ненастьем,
И муть на податливом небе разводит,
А я зачарован. Чертовски прекрасно!
Деревья застыли. Печальны. Грустны.
Во мрачности гор притаилось предгрозье,
Чтоб выплеснуть с ревом всю горечь весны,
И вот уже синь ударяется оземь!
А град, орошая морщинистый грунт,
Играя, рисует немые картины.
И все задрожало: искусственный пруд,
Проспекты, дома, витражи, магазины.
И возле ссутуленных, взмокших людей
Снуют ошалело лохматые кошки.
Лишь я онемел. Этот град-чародей
Прошил меня насквозь узорчатой стежкой.
Искрясь, бесноватые копья небес
На миг озаряют продрогшие стекла.
Трусливая дрожь пробирает навес
Пустого кафе, что внезапно намокло.
Скрипя, прогибаются в танце стволы,
Размытыми листьями гладя бордюры.
И враз перевернуты стулья, столы,
Шипит, замыкая, аппаратура.
И к стойке хромает курчавый бармен,
В сердцах опрокинув пустые подносы.
А ветер листы с изобилием цен
Уносит, смеясь, у него из-под носа.
А гладь разорванных ветром столов
Исхлестана сечкой. Но сжалились боги.
И вот все утихло. На днищах зрачков
Устав, отдыхают от порки дороги.
Цветное сплетенье поверх чердаков
Взошло. И земля о спокойствии грезит.
А воды, стекая со дна арыков,
Журчат для прохожих хоральным диезом.
А ветер — он, точно непойманный вор,
Блуждает, пьяня, по невысохшим улицам,
Расчистив от смога подбожный простор.
А глетчеры гор все отчетливей хмурятся.
30.05.2000
* * *
Еще вчера совсем юнцом
Я клеил рифмами в предполночь
Страницы. С неживым лицом.
И думал: Муза будет в помощь.
И ночь в окне была пуста,
А буквы наступали ямбом.
Под шелест истовый листа
Тревожа мух у тусклой лампы.
Луч полумесяца в руке
Дрожал, и мутный взор поэта
Ловил на бледном потолке
Соития теней и света.
Я упивался солью слез
У мглы отторгнутых мгновений,
А утром зеркала вопрос
Бросал мне сотню обвинений,
Что я пятнал черновики,
Не давши ручке перекура.
Но знал: труды невелики,
И это не литература.
Эпиграф грезил о тепле,
Плюя на горечь эпилога.
А скучный стих убого тлел,
Клочьми валяясь у порога.
Сонет болезненно сопел
Немой неверностью метафор,
Но все же душу кто-то грел,
Не дав, уставшей, рухнуть на пол.
А за строкою шла строка,
Терпя в ошибках лишь лишенья,
И вот уже наверняка
Бьют строфы в головы мишеней.
И час чтеца особо свят:
Анапестические бредни
Не по порядку, вразноряд
Слышны бессуетным соседям.
И вздрагивает все во сне,
Но сквозь минутные затишья
Клопами в дыры на стене
Ползут мои четверостишья.
Гляди… — финал: дыханье роз
Сплело венок вокруг извилин.
Сей жест, как никогда, всерьез
Венчанью с Музой равносилен.
Небрежно сброшенный давно
Седеет в пепельнице пепел.
Ужели то, что мне дано,
Сквозь годы ожиданий встретил.
Скрипит, приоткрываясь, дверь,
Пространство сжато и упруго,
А ты, Поэзия, теперь
Моя желанная супруга.
